Ни один отец не известен так всемирной аудитории, как отец автора "лучшей рок-оперы века" The Wall. Хотя Джордж Роджер Уотерс (George Roger Waters), рожденный в предместье Кэмбриджа, Great Bookham, отца практически не знал. Эрик Флетчер Уотерс (Eric Fletcher Waters) погиб в год рождения сына, в 1944-м, причем далеко от дома - в бою за малоизвестный клочок итальянской земли. Поэтому Роджер считает его за невинную жертву Второй Мировой, а мать свою изображает все в той же "рок-опере века" существом, инстинктивно огораживающим дитя от карикатурной жизни. Между тем, Мэри (Магу) от души старалась восполнить потерю отца, и держалась очень строгих правил в деле воспитания самого младшего из трех ее сыновей.

Но и школа, все та же Cambridge High School, казалась Роджеру сборищем "диккенсовских садистов", подавляющих детскую индивидуальность. "Система у них такова, что после пяти лет человек потеряет ее". И мать (директриса школы), и отец (преподаватель религии и физкультуры) были теми же учителями, к тому же политически активными, как их сынок в своих песнях впоследствии. А сын близкой подруги Мэри Уотерс, тот же Сторм Торджерсон, вообще помнит, что они с Сидом и Роджером были бойскаутами. Но в свое время последний решил, что военщина и униформа не для него, и сумел сделаться Председателем местного юношеского отделения Кампании за Ядерное Разоружение. Публичные выступления стали частью его жизни в самом начале 60-х. А дома ночами "самодостаточный" парень слушал American Forces Network или Radio Luxembourg, а также первые купленные ему пластинки блюза и джаза: Лидбелли (Leadbelly), Бесси Смит (Bessie Smith), Билли Холидей (Billy Holiday), и "все, кроме рок-н-ролла", по его словам.

Со всем этим скарбом Роджер переехал в Лондон, и однажды признался себе, что вдруг появилось желание стать музыкантом: "Я уже учился архитектуре в Политехническом на Regent Street. Там мы собирались в какие-то ансамбли. Это не было всерьез, мы до того вообще не играли. У нас была масса названий - MEGGADEATHS было великолепным... Я выложил часть своей стипендии за испанскую гитару и прошел пару уроков в Spanish Guitar Centre, но мне они не пригодились на практике" . Пришлось разучивать сначала номер "Shanty Town", а потом осваивать десятки тем из РОЛЛИНГ СТОУНЗ. И такой же студент, как и Роджер, Кен Чэпмен (Ken Chapman), начал свою менеджерскую работу с того, что расклеил афишки их ансамбля SIGMA6, "подходящего для клубов и вечеринок". Стало быть, пришлось разучивать песни Кена. "Это были фантастические песни со словами "Have you seen the morning rose?" на мотив прелюдии Чайковского...". Никто не расслышал потенциала СИГМЫ 6.

Качественно новая попытка создать группу связана с появлением в Лондоне пары кембриджских приятелей - Сида Барретта и Боба Клоуза (Bob Close). Последний считался гитаристом джаза и был, как оказалось, весьма традиционен в своих вкусах - почти не признавал ни секс, ни ЛСД, ни РОЛЛИНГ СТОУНЗ, ни мистицизм; и Уотерс вспоминал: "С приходом Боба мы хотя бы заимели того, кто мог действительно играть на инструменте. Тогда мы стали разбираться, кто и что будет играть. Я был переведен с ведущей гитары на ритм-гитару и, в конце концов, на бас. Всегда меня жутко пугало то, что я усядусь за барабаны". При этом Уотерс был убежден, что в том блюзе, который они исповедуют, нужно не умение как таковое, не практика, а лишь "базовое понимание". В результате углубления Роджера в музыку, его слух начало удовлетворять нечто, требующее комментария: "Это все тотальная анархия. Но это кооперативная анархия, если вы понимаете, что я имею в виду. Это, определенно, полное достижение целей психоделии. Но если принимаешь ЛСД, твой опыт всецело зависит от того, кто ты есть". Роджер оставался "самой сильной натурой в группе" и упорным архитектором, даже конструктивистом и структуралистом в музыке. Когда уже состоялся ПИНК ФЛОЙД, в котором он приобрел свою оригинальную манеру игры на басу, - хотя был, по мнению Дженнера, "tone- deaf и не мог сам настроить гитару, - возникли две хрестоматийные проблемы: как избавиться от невменяемого Барретта (пусть даже он был "инстинктивным музыкантом") и как бы самому начать писать. Останься Барретт в группе только в качестве автора, но не исполнителя на сцене и не артиста в глазах публики, дела ансамбля не напоминали бы сагу или "Илиаду". И не появилось бы шансов для глобального развития ПИНК ФЛОЙД, связанного с приходом Дэвида Гилмора, которого Роджер знал с детства и который достиг уже неизмеримо большего в гитарной технике. Потенциал от природы и опыт дали шансы обоим друзьям и всей группе. Один из ее звукоинженеров и личный соратник Уотерса, Ник Гриффит (Nick Griffiths) объяснил магию ФЛОЙД очень просто и коротко: "Дэйв заставляет людей наслаждаться, а Роджер заставляет думать. Это сочетание действительно работает прекрасно".

В беседах для полной версии фильма "Pink Floyd Live At Pompeii" эти двое еще дополняли друг друга, в частности, по вопросу о том, какую роль играет техника в создании их композиций. Д. Гилмор: "Аппаратура лишь дополняет те задумки, которые появляются в наших головах. При этом в голове должны быть хоть какие-то мысли. Техника пока творить не может. Интересно посмотреть, что могут сделать четверо человек, если при этом они не имеют никаких идей, - дайте им аппаратуру и прикажите хоть что-нибудь сделать на ней. Был бы интересный эксперимент. Я думаю, у нас получается лучше ". Р. Уотерс: "Или можно сказать - Дайте парню гитару Леса Пола, и он станет Эриком Клэптоном (Eric Clapton). Но это не правда. Дайте парню усилитель и синтезатор, но он не станет нами ".

Позднее чисто архитектурное решение таких композиций, как "A Saucerful Of Secrets", "Atom Heart Mother" и "Echoes", уже не могло удовлетворить Уотерса. Появилась тенденция к созданию концепции и поиску смысла. Естественно, он обратился к поэзии. Предыдущие лирические опыты Уотерса представляли собой, в двух словах, психоделическую романтику. В первом сингле ПИНК ФЛОЙД с его авторской песней, "Julia Dream", находят лишь блестящее подражание Барретту. От пары "космических" песен - "Let There Be More Light" и "Point Me At The Sky" - казалось, он мог вообще отказаться, так как Роджер Уотерс открещивался от самой мысли про "space-rock". Другое дело - поэзия в стиле "Set The Controls For The Heart Of The Sun", цикла More, "Embryo", и, в конце концов, "Seabirds" и "Grantchester Meadow". Первая в этом ряду происходит от строчки Уильяма Берроуза, которую мог содержать его фильм "Cut-Ups", демонстрируемый на ранних концертах ПИНК ФЛОЙД в клубе UFO; конечно, могли вдохновить сочинения китайских поэтов эпохи Тан и непосредственные впечатления детства, видения и предчувствия, полученные на берегах реки Кэм. "Некоторые медики согласны со мной, - констатировал Уотерс, - они говорят, что это просто жизненно необходимо не растерять то, что ты чувствуешь в 16-17 лет или года в четыре... Для людей очень важно сохранять какие-то сиюминутные ощущения, вроде того, что я чувствую, когда рыбачу. Я вообще по природе своей охотник. Я должен чувствовать, как у меня под ногами хлюпает речной ил. Все это как- то по-прустовски .

В 1970-м Уотерс прочел книгу Марселя Пруста "По Направлению к Свану" из цикла "В Поисках Утраченного Времени". Это произошло в связи с замыслом Ролана Пети и Рудольфа Нуриева - пригласить ПИНК ФЛОЙД для создания музыки к новому балету. Самой "прустовской" музыки группа не написала - балет был поставлен позднее, на другую тему, и на премьере в Париже и Марселе прозвучали "Careful With That Axe, Eugene", а также три новые вещи: "Echoes", "One Of These Days" и "Obscured By Clouds". Это лишь подтверждает мнение, что ПИНК ФЛОЙД нащупал и воплотил такую безбарретовскую поэтику, которая исключительно емка и несокрушима временем. Тот же самый "Eugene" под названием "Come In Number 51, Your Time Is Up" вполне подошел Микеланджело Антониони (Michelangelo Antonioni) для сцены финального взрыва в накуренном воображении Дарий ("Zabriskie Point"). Но еще любопытнее, что режиссер, за плечами которого реалистический опыт, выбрал песню ПИНК ФЛОЙД "Crumbling Land": она написана в кантри-манере и текст ее звучит едва ли не более притчево, чем сам фильм. Эту песню вполне можно поставить в ряд поучительно-иронических пассажей, в которых Уотерс вполне преуспел, особенно в цикле для фильма его друга Барбета Шредера (Barbet Schroeder) "La Vallee", а до того в фильме Роя Баттерсби (Roy Battersby) под названием "The Body".

Фильмы разнятся даже по жанру - сугубо художественный и научно- популярный. Впрочем, еще Питер Уайтхед (Peter Whitehead) (документальный фильм "Tonite Let's All Make Love In London") использовал "Interstellar Overdrive" для сцены с чтением поэмы Аллена Гинзберга, "Вой" ("Howl"), которая была очень далека от космодинамики. В душевной подборке для "Тела", в 70-м, весомо прозвучали лирико-философские пассажи "Sea Shell And Stone", "Breathe", "Chain Of Life" и "Give Birth To A Smile" - в контексте авангардных миниатюр Рона Джизина (Ron Geesen). В том же году написалась песня с названием хрестоматийного стихотворения Редьярда Киплинга, "If".

До возникновения сих образцов философии хиппи и хипстеров, психастенический кошмар звучал уже в песне, подписанной Роджером к барреттовской десятке, составившей альбом The Piper At The Gates Of Dawn, то есть в "Take Up Thy Stethoscope And Walk". Ho истинным "шедевром юности поэта" стоит наименовать саркастический номер "Corporal Clegg" - о Капрале Клеще, потерявшем ногу на войне "in nineteen forty-four". 1944 год явно не безразличен Уотерсу (это год его рождения и смерти отца), он появится и в зрелой песне, "When The Tigers Broke Free", как "black 44". Итак, к 28-ми годам основного автора ПИНК ФЛОЙД перестали удовлетворять случайные образы и та мешанина отдельных идей, с которыми члены группы приходили в студию. Прошел его авангардистский приступ в стиле "Several Species Of Small Furry Animals..." или "Alan's Psychedelic Breakfast", окончательно съеденный в "Household Objects"; тогда казалось, что нет особой разницы, из чего извлекается звук - из обыкновенных инструментов, домашней утвари или окружающего мира, лишь бы достичь объективного коррелята эмоций. Но существовала поэзия Боба Дилана (Bob Dylan) и Джона Леннона (John Lennon), чьи достижения никак не могли не влиять на сознание мистера Уотерса. Он уже шел к тому, чтобы издать свой "первичный крик", primal scream: "...если бы я перечислил пятьдесят песен, которые сам хотел бы написать, то очень немногие не принадлежали бы Бобу и Джону ".

Прежде всего Уотерс выдвинул тезис: писать стихи и музыку концептуально, то есть на сквозную тему. Например, о том, что обычно сводит людей с ума, о разновидностях давления, которое общество или частная жизнь оказывает на психику, а также о том, с чего начинается жизнь и чем заканчивается.

Сердцебиение новорожденного открывает альбом, затем следуют "Вдох" (новый вариант "Breathe"), "Бег по жизни" ("On The Run"). "Время" ("Time") - его убивает человек и оно убивает человека, "Деньги" ("Money"), общество, разделенное на категории "Мы и они" ("Us And Them"); наконец следует "Сумасшествие" ("Brain Damage") и полное "Затмение" ("Eclipce").Цикл завершается умирающим стуком сердца.

Стихи распадаются, в общем, на семь тематических планов, подобно тому, как расщепляется луч белого света в призме. Дэйв Гилмор вспоминал: "Роджер добивался определенности в своих стихах, чтобы сделать их простыми, прямыми и легко доступными - легкими для понимания. Отчасти потому что... люди вычитывают в стихах то, чего там нет "". Первоначально цикл назывался гораздо мрачнее - Total Eclipse, затем пришла мысль записать интервью с разными типажами, включая Пола и Линду МакКартни (Paul and Linda McCartney), передав каждому карточку с вопросом о смерти, насилии, страхе и тому подобном. Ответы вошли в музыкальную ткань альбома и одна из брошенных фраз озаглавила диск - The Dark Side Of The Moon. Тираж спектра на черном фоне превзошел все радужные ожидания. Но именно это обстоятельство - суперпопулярность и высшее качество произведения в целом - создавало проблему достойного продолжения. Этот новый шедевр представлял публике принципиальные изменения в музыке, фокусируя слух на кошмарах и трудностях каждого дня из обыденной жизни, а не на пост-психоделическом космогониве, на который якобы только и был способен ПИНК ФЛОЙД в прошлом.

От четырехнотной гитарной фразы Гилмора родился замысел новой многочастной сюиты, и Уотерс взял на себя проработку концепции рок- реализма: "По существу, только стрессы и боль наполняют жизнь тех, кого я встречал... и мою тоже... [К тому же,] я чувствовал, что могу сохранить интерес к проекту вообще, если сделаю альбом о том, что на самом деле происходит с нами, и о том, что никто не смотрит друг другу в глаза, и что все это слишком механично... Так я внушил мысль... все-таки построить мост между первой и второй половинами "Shine On You Cray Diamond", причем из материала, имеющего какое-либо отношение к тому состоянию, в котором мы все сейчас пребываем. Вот таким путем 'Welcome To The Machine", 'Wish You Were Here "и "Have A Cigar "пришли к нам' . Ясно, что получилась сатира на дельцов в исполнении бессеребреников и "кусание руки, которая кормит", но сатира весьма метафизическая.

Тоска шоу-бизнеса, гонка по свету за химерой славы, жертва Барретта и вообще социальный порядок, который давно никуда не годится, - все это стало основой и для будущей лирики Уотерса. Во время турне с "Темной Стороной Луны - Пьесой Для Разных Лунатиков " исполнялись две песни, "Raving And Drooling" и "You Gotta Be Crazy", построенные на инвективах против системы, которая делает ее детей ожесточенными и опустошенными. Эти мотивы, отложенные на пару лет, воплотились в альбоме, навеянном антиутопией Джорджа Оруэлла "The Animal Farm". Но если у Оруэлла в "Скотном Дворе" изображалась модель СССР, то концептуальный альбом ПИНК ФЛОЙД под названием Animals карикатурировал Запад. Там водятся, по мысли Уотерса, такие Свиньи, как политиканы, финансисты и идеологи; Псы, состоящие у них на службе и охраняющие Овец, стадо которых представляет весь окружающий люд. "Raving" и "Crazy" были дополнены и переработаны, чтобы вместе с шарадой о свиньях трех различных типов составить трилогию "Dogs", "Pigs" и "Sheep". Панк Флойд, как назвал автора журнал "Rolling Stone", в конечном счете, заявил в интервью, что намеревался "подтолкнуть группу в специфическую предметную сферу, стараясь быть более прямым. И визуально я старался уйти от всяких там шариков... так, чтобы нечего было вам интерпретировать . Уотерс интерпретировал в "Овцах" Псалом 22 (i.e. Psalm 23) и попанковался, третируя англиканские покаянные службы; стадо движется Долиною Стали под молитвенные и неживые звуки вокодера, в конце упоминается любимое ругательство поэта - buggers, вот их и собираются довести до слез забитые твари. Пародируются стихи из Откровения св. Иоанна: "Ибо Агнец, который среди престола, будет пасти их и водить их на живые источники вод, и отрет Бог всякую слезу с очей их" (Отк., 7,17; 22,1-3).

Относительно Псов существует другой пассаж из Псалтири: "Растопчи их во гневе, растопчи, чтобы их не было... Пусть возвращаются вечером, воют, как псы, и ходят вокруг города. Пусть бродят, чтобы найти пищу, и несытые проводят ночи" (Пс., 58,14-16). Традиция изображать людей в обличий животных идет почти от Эзопа, от древнееврейских притч, средневековых бестиариев. Боэций писал "Наставление к музыке" в конце античности и отмечал (1,1-2): "Всякое восприятие чувств настолько непосредственно и естественно некоторым живым существам, что без него нельзя и понять, что такое животное". Беда Достопочтенный в VIII веке учил бриттов "Практической музыке" и у него получалось, что "также и животные - ползающие, обитающие в воде, летающие - услаждают себя своей собственной музыкой". В нашем веке еще Э. Кассирер считал, что природа человека носит символический характер и что человек вообще - "символическое животное". В грубой политической беллетристике Р. Олдингтон называл политиков Великобритании "отечественными свиньями", а Дж. Б. Пристли делил свой народ на три группы: слева - стадные бунтари; посередке - "тонущие в политической апатии"; и справа, у кормила власти и кормушки, - "безнадежно слепые, погрязшие в собственной тупости". В русской поэзии, еще в XVII веке, Симеон Полоцкий аллегоризировал наши повадки, мол "овчествуй кождо" в стихотворении "Суд"; но весьма любопытно, что в 1600-х 1ван Величковский во "Творех" писал: "И во всем ты житiи, яко мертв, вменися, Слеп, глух, нем, нечувствен будь, тако ся спасеши..." Как тут не вспомнить "Deaf, dumb and blind, you just keep on pretending... "из "Dogs"? В конце литании собачьих судеб с анафорой "Who was... " вспоминается все, что угодно: от панегирической декларации "Рагхуванши" Калидасыдо "Возвращения Монахов" Верхарна или того же битнического "Воя" Гинзберга. В эпоху панк-рока с программой под названием "In The Flesh " ФЛОЙД объехал едва ли не все крупнейшие стадионы мира. Именно к этому времени Уотерс относит одно из неприятнейших воспоминаний. В одном из бесконечных залов, где квартет отыгрывал условия гастрольного контракта, один фан слишком развязно вел себя и, не умолкая, орал, обращаясь к Уотерсу. В конце концов, последний позвал его ближе, собрался с силами и направил в лицо ошалевшего парня харчок.

Факт заставил задуматься - раньше он, вроде бы, не плевал в лица людей. Раньше случалось, что пивные банки летели на сцену; однажды бровь Уотерса был рассечена наточенной монетой (по воспоминаниям, Уотерс готов был на месте убить того, кто ее кинул), не раз происходило побоище на концертах ФЛОЙД, и от полиции фанам всегда доставалось жестоко. Словом, рок на стадионе давал массу убойных эмоций и, кроме них, подозрение, что между игроками музыки и полубольными болельщиками давно простыл след понимания. Оно еще было в "Спонтанном Андеграунде", в 60-х, среди наивных хиппов, а теперь стоит только стена отчуждения. После этих концертов, в 77-м, Роджер Уотерс отправился в сельскую глушь с диким желанием построить реальную стену на сцене и с сырым замыслом нескольких песен о том, почему это желание возникло у 33-летнего преуспевающего музыканта.

По свежей ярости, прежде всего, Уотерс выразил свое гадостливое и скрываемое alter ego в роли фюреробразного "лётного кадета": "space cadet glow", пылает от собственного превосходства над фанами, ведь от него жаждут шоу, а он видит их в слепых масках. И за ним - Стена, к которой его бритолобые парни поставят любого, кто мало доволен ("In The Flesh?"). Теперь о рождении младенца, которого ждет Тонкий Лед ("The Thin Ice") нашей жизни; и ждет безотцовщина, ведь Папа сплыл, и положил первый кирпич между миром и Baby; потом - о школе, Учителе с розгой, который кладет Еще Один Кирпич In The Wall; Мать строит Стену все выше ("Mother"). Воспоминания о бомбежке, пожарах, напуганных существах ("Goodbye Blue Sky") смешиваются с образами полицейских налетов: бои и концерты как одно, взрывы рвут в клочья солдат и фанатов. "Что нам теперь делать?" - чтобы достроить Стену и скрыться за ней от ублюдочной жизни ("Empty Spaces"): герой в чужом городе, ищет подругу ("Young Lust"), жена изменяет и Пинк кладет Another, последний Brick в Стену. Прощай, Cruel World.

Женой Уотерса в конце 60-х стала некая Джуди Трим (Judy Trim) (ее фото было помещено на развороте альбома Ummagumma). Она отличалась левацкими взглядами, как и родная мать Роджера, и куда более сильной натурой, чем он. Недавний развод, очевидно, дал один из главных сюжетов и для песен, и для мульткарикатур друга Уотерса Джералда Скарфа (Gerald Scarfe), и, чуть позднее, дал сцены для альбомного кино Алана Паркера (Alan Parker). Во всяком случае, персонаж Wife, фигурирующий постоянно, вызывает практическое омерзение и женофобию. У самого-то поэта подобное чувство прошло, когда он вступил в отношения с дворянкой Кэролайн Кристи (Carolyne Christie), и в этой связи посвятил ей цикл песен The Pros And Cons Of Hitch Hiking, разработанный одновременно с мотивами "Bricks".

Через год он уже предложил все свои акустические сочинения группе. Был выбран "более универсальный "проект, получивший название The Wall. Боб Эзрин (Bob Ezrin) был приглашен как продюсер, и основательно переработал идею, довел ее до потребителя в удобоваримом виде (в том, который подсказывал огромный опыт с Элисом Купером (Alice Cooper), например); Боб, на правах протеже Кэролайн, предложил, чтобы Стена обязательно рушилась, а не давила на восприятие своей безнадежностью, - обязательно нужно внести толику оптимизма, и этот альбом станет самым любимым.

Уотерс добавил еще чертову дюжину песен о том, каково это быть надменной и несчастливой суперзвездой, и притом проявлять "чувства почти человеческие ", помнить о жертвах войны самому и другим напоминать, о чем пела Вера Линн (Vera Lynn), британская К. Шульженко. Во второй части The Wall мы видим Пинка во всех состояниях: то он тупо, Сийоподобно глядит в телевизор - там все время идет фильм "Битва за Британию", то экзистентно тоскует по живым - в "HeyYou!" и "Nobody Home", то цепенеет и нуждается в Докторе, то червь точит мозг (черви всегда появляются там, где распад), то опять превращается в фюрера и возбуждает молодцов с молотками на террор против цветных, красных, педиков и жидов ("Waiting For The Worms"). Ради последнего дела Скарф разработал эмблему скрещенных молотков, заставил мульт-молотки маршировать, а Паркер изобрел жест приветствия национал-скинхедов -скрещенные кулаки. Публика воодушевлена, готова следовать за Червями (служак кубинской контрреволюции так и назвали "gusanos") - из колонки в колонку несется "Браво ...ПИНК ФЛОЙД... Молот". Стоп!

Цикл кончается кафкианским оперным Судом ("The Trial"), Стена исчезает - таков приговор, и ПИНК ФЛОЙД сосердцает тех, кто "тебя реально любит ". Вероятно, для них Уотерс и написал свою экзистенциальную драму, включившую, кроме самого Пинка Флойда, еще двенадцать персонажей. Паркер в своем фильме дал главную роль панковику Бобу Гелдофу (Bob Geldof); в 90-м на Потсдамерплац, у павшей Берлинской Стены, Мистер Роджер Уотерс распределил роли по-своему: Солдат - Леонард Чешир, Мать Пинка - Мариэнн Фейтфул (Marianne Fathfull), Учитель -Томас Долби (Thomas Dolby), Любовница Пинка - Джерри Холл (Jerry Hall), Обвинитель - Тим Карри (Tim Curry), Судья - Альберт Финни (Albert Finney), Жена - Уте Лемпер (Ute Lemper), Доктор и Пинк Флойд - сам Роджер Уотерс. Выбор актеров вполне говорит за себя: в 80-м спектакль был условным, все было исполнено силами группы, без привлечения драматических актеров.

То, что собственно PINK FLOYD и есть Роджер Уотерс, прошло ему в голову к концу 80-х. Он уже пригрозил, что сумеет превратить The Wall в свой сольный проект без особых потерь. По мнению членов группы, Уотерс начал окружать себя людьми, которые потакали ему во всем. В 90-м на восстановленной The Wall Live In Berlin Уотерс действительно сыграл с участниками SCORPIONS, THE BAND и со своей собственной THE BLEEDING HEARTS BAND. На этом же проекте пели Синди Лаупер (Cyndi Lauper), Джони Митчелл (Joni Mitchell), Брайан Эдамс (Bryan Adams), Пол Каррак (Paul Carrack), Ван Моррисон (Van Morrison), Шинед 0'Коннор (Sinead O'Connor). По мнению последней, "мастурбация, вот что это было" . В истории рока такого творения не выходило со времен Tommy THE WHO. Роджер встал со Стеной в некий очень внушительный литературный и художественный ряд. Еще Антониони, работу с которым Уотерс назвал "сущим адом", в "Красной Пустыне" в уста своей Джулианы вложил: "Ты знаешь, чего бы мне хотелось?... Чтобы все те, кто когда-нибудь любил меня, были бы сейчас здесь... и закрыли бы меня, как стена". А вообще, у Достоевского в "Записках из подполья" (1864) впервые в европейской литературе появляется антигерой, экзистенциальный "человек без свойств", перед которым - Стена: "Разумеется, я не пробью такой стены лбом, если и в самом деле сил не будет пробить, но я не примерюсь с ней потому только, что у меня каменная стена и у меня сил не хватило".

Позднее возникла эгоцентрическая поэтика Пруста, "Процесс" Кафки, поэтика Роберта Музиля; появилась новелла Ж.-П. Сартра "La Mur": "ад - это другие", "свобода - это ужас". Абсолютное существование "других Я" придаст впоследствии пессимизм философии Сартра, и в "Стене", и в "Тошноте": "Покраска спала, и остались жуткие тестообразные массы, хаос масс - голых, да голых! - в чудовищной, бесстыдной наготе" . Как видно, Уотерс и его Пинк не одиноки, имеют духовных отцов в истории литературы, где каждому приходилось быть "голым на стадионе". Пинк сам себе противен, видение свиных рыл преследует его - надувная Свинья так и висит над площадкой. Застенчивый персонаж "проявляет глубочайший ужас "от свободы по ту сторону архетипической Стены.

Кстати, во время разработки этого замысла Rich Right (так Роджер называл полусонного Ричарда Райта) отдыхал в любимой Греции и не хотел возвращаться к работе. Он даже не знал, что в 30-х годах грек Константинос Кавафис писал вблизи тех же красот:

Бездумно и без капли сожаления гигантские вокруг меня воздвигли стены. И вот теперь терзаюсь в заточенье, подавленный ужасной переменой Судьбы, которая меня к свершениям звала. Как мог я наслаждаться тишиною мнимой,

Как не заметил стену, что росла! От мира отгорожен я неслышно и незримо .

В самом деле, после "магнум опуса" связи в группе ослабли. Первым делом Уотерс указал на дверь органисту. На следующем альбоме обозначено, что "Реквием Роджера Уотерса", посвященный "послевоенному сну" и Эрику Флетчеру Уотерсу, просто-напросто исполняет ПИНК ФЛОЙД, то есть Гилмор и Мейсон. Конечно, опять же использован целый оркестр Майкла Кэмена (Michael Kamen), и особенно важно, что применена новая экспериментальная техника, изобретенная аргентинским физиологом Хьюго Зуккарелли (Hugo Zuccarelli) - "Holophonics". И все для того, чтобы лучше расслышать военно-полевые эффекты и шекспировскую лирику Роджера - The Final Cut.

Название группы и имя героя теперь абсолютно слились в сознании поэта и стали ему так же дороги, как личные воспоминания. Народ прекрасно воспринял фильм Паркера "Pink Floyd. The Wall", в котором режиссер "слишком повышал голос" (в художественном смысле) и узнавал, каково практически работать "мегаломану с мегаломаном". Уотерс увидел необходимость снять собственное продолжение антивоенной части сюжета и слегка задеть постановщика и продюсера, А. Маршалла (А. Marshall), его сценарной Стены. Постановку видео на четыре номера нового цикла семья поручила брату Кэролайн Уилли Кристи (Willie Christie), фотографу журнала "Vogue". Роджер, создавший сценарий, снялся сам - в роли певца и одновременно пациента бакалавра психиатрии "А. Маршала Паркера". Актеры, исполнившие стенических Учителя и его жену, в The Final Cut превратились в отца и мать офицера, погибшего на войне. В композиции "The Fletcher Memorial Home" Отец "мстит" за сына, стреляя в Тэтчер и Рейгана (пациентов мемориальной психушки для "неизлечимых тиранов и вояк"). Итак, антивоенная часть сюжета началась с Фолклендской кампании, на которую сподобилась премьер Британии Maggie в ответ на выступление Леопольде Галтиери. С другой стороны, наш (Леонид Ильич) Брежнев "взял Афганистан "; с третьей стороны, Израильский Бегин продолжил набеги на Бейрут. Это значило только одно - на атлантическом, на ближневосточном, и, выходит, на западном фронтах без перемен: "Первый же артиллерийский обстрел раскрыл перед нами [поколениями солдат 40-х и 80-х - И.П.} наше заблуждение, и под этим огнем рухнуло то мировоззрение, которое они ["взрослые", Мать, Правительство - И.П.] нам прививали... Мы словно вдруг повзрослели. И мы увидели, что от их мира ничего не осталось. Мы неожиданно очутились в ужасающем одиночестве, и выход из этого одиночества нам предстояло найти самим" .

Стало быть, уже Эрих Мария Ремарк не только выплеснул то, что составляет поэтику Уотерса в "последнем " цикле, но и сделал ремарку того положения, в которое рок-пацифист мог попасть и попал. Гилмор ясно сказал, что не думает, будто бы в группе "должны критиковать действия консервативного правительства в Южной Атлантике... Песни, которые мы просто выкинули из The Wall, он снова использовал для The final Cut, - те же песни . Гилмор и раньше не видел никакой Стены между ним и аудиторией, а тем более "Железного занавеса". Любопытно, что в СССР идеологи распространили "черные списки", в которых запрету на распространение и публичное воспроизведение подлежала черная пластинка антибрежневской рок-группы: "тех, кто слушает ПИНК ФЛОЙД, гнать поганою метлой!" А между тем, слова советской песни -

Маки, маки, красные маки,
Обнаженные раны земли,
Неужели вам снятся атаки
Тех, кто с этих полей не пришли", -

могли бы напомнить оформление альбома, ведь на "пятаке" Роджер со своим шурином представили фото макового поля с убитым английским солдатом. Кстати, еще Руперт Брук (Rupert Brooke) писал "окопные" стихи о том, что Господь прерывает дремоту в британских туманах и делает призывников своими избранниками:

Когда умру я на чужбине,
Считай, что уголок в чужих полях
Навек стал Англией...

"Поля маков и могил " в "Southampton Dock" или "край чужих полей" в "The Gunner's Dream" служат Уотерсу мизансценой его роковой драмы. На этих полях, по мысли Уотерса, нужно хранить Сон Стрелка.

Роджер в интервью часто вспоминал случай, когда к нему подошла женщина с пластинкой для автографа и спросила: "Где погиб ваш отец?". Он ответил: "Под Анцио", - а она ему: "Мой погиб на войне". Вот вам гибель англичанина в Италии, и следом мысль его сына о том, что "этого вполне достаточно ", если альбом покупают в Европе - американцам его не понять (их культурой он займется позже). У Черчилля (который тоже попадает в "Дом Памяти Флетчера" для "неизлечимых вояк.") была мысль об английских военных летчиках: "во время войны столь многие обязаны жизнью Немногим", и вот в песне "One Of The Few" мы можем найти почти ту же эмоцию, что записана в стихах Любомира Ловчева о воюющих отцах и детях:

Молчок! У каждого сердце - с кулачок.
Как много злобы, обманных фраз
Оставим тем, кто придет после нас!
Поэтому пей за них всех!
Дай им смех,
Обнадежь их сердца и умы:
Вряд ли будут счастливей они, чем мы .

Словом, нашим ветеранам тоже не могла быть безразлична обобщающая поэтика Уотерса, даже если исходить из тогдашней чистой советской идеологии, а не только антивоенной поэзии, которую мы получали из песен и книг. Вот, допустим, образ девицы, которая машет парням в Саутгемптонском доке (последнему удару в сердце и напоминанию о примирении в 45-м посвящена песня Уотерса "Southampton Dock"). Благонадежный журналист из Совка был свидетелем аналогичных проводов на великодержавную разборку политических прав Аргентины на Фолклендские острова. "А что принесла фолклендская война маленькому человеку? Посещение капеллана: мужайтесь, ваш сын погиб... и стыд за британский паспорт".

Образ Венди Смит, вдовы в 17 лет, так и остался в памяти после военного сна и завоевательского психоза: люди ходят с плакатами "Ведут, как ягнят на бойню!..". Толпа ахнула. Загрохотала, залилась свистками вся набережная Саутгемптона. Расползлись до ушей улыбки на лицах, вставленных... в иллюминаторы... Заходила ходуном масса пятнистых, под ящерицу, маскировочных курток на открытых палубах", - пишет свидетель первых сцен этой новейшей трагедии .

Кстати, это свидетельство нашего публициста начинается с цитаты из "Гамлета":

...Стою и сплю, взираю со стыдом,
Как смерть вот-вот поглотит двадцать тысяч,
Что ради прихоти и вздорной славы
Идут в могилу, как в постель, сражаться
За место, где не развернуться всем,
Где даже негде схоронить убитых...

И Роджер в своей лирике, увидев этот бред, не смог обойтись без Шекспира, обвиняя в новом разочаровании кабинет Тэтчер. Во "Fletcher Memorial Home" появляется взор of a cold glass eye в явном намеке на тираду из "Короля Лира":

Надень себе стеклянные глаза
И, как политик-шельма, представь,
Что видишь то, чего еще не делаешь...

Шеффнер вообще считает, что название альбома заимствовано из шекспировского "Юлия Цезаря", а именно фразы Брута "This was the most unkindest cut of all". Действительно, "самой недоброй вырезкой всего" предстали вещи перед Пинком Флойдом; и в заглавной композиции, "The Final Cut", выражается жуткая тяга обнажить собственные чувства, сорвать занавес, и нанести свой последний удар, да... звонит психиатр, бывшая жена или кто-то другой, тоже бывший. На русском нечто эмоционально обратное вышло у Бориса Слуцкого:

Нет, не телефонный - колокольный
Звон сопровождал меня
В многосуточной отлучке самовольной Из обычной злобы дня.

Набат и колокол погребальной службы отчетливо звучат на фонограмме и в самих стихах цикла. И еще Т.С. Элиот; (T.S. Eliot) в 44-м по заказу Министерства Обороны писал славословие "тем, кто дорогами предков ушел на поля брани", (но не тем, кто, совершенствуя свою брань и броню, опять, через сорок лет ушел к Фолклендам и в Афганистан, "so Not now John", - а тем),

для кого дорогами славы служат тропинки и улицы Англии
чтобы сказать былым и грядущим поколениям
нашей крови и нашего языка что
сейчас мы заняли места наши повинуясь приказу .

По мысли Уотерса, так же как и здесь, у Элиота, выраженной без знаков препинания и покорности, прописных букв и истин, "сказать поколениям" уже ничего не удастся. Восходит солнце ядерного взрыва над автострадами Англии: two suns in the sunset испепеляют бриллианты и пепел, друзей и врагов.

В то же время бас-гитаристу ансамбль ПИНК ФЛОЙД стал не нужен совсем: автор стал слишком автократичным, а исполнители слишком летаргичными. К тому же, PINK FLOYD - это лишь один исчерпанный образ, и вряд ли есть еще творческая нужда возвращаться к нему. Другое дело - цикл The Pros And Cons Of Hitch Hiking: он подписан лишь именем Роджера и посвящен Кэролайн. Она очень дружна с женой Эрика Клэптона, так что последний сыграл Роджеру пару гитарных соло и подал пример плодотворной работы с маэстро другим музыкантам, чье имя не менее значимо, чем Гилмор, Мейсон и Райт. Стоит ли этим троим зарабатывать славу и деньги, когда идея "ПИНК ФЛОЙД" потеряла особую силу. Использовать былой успех для вышибания доходов, по мнению Уотерса, просто бесчестно. Вскоре жизнь заняла проза в жанре судебных атак против бывших коллег - тоже целый спектакль. Однако же достижения в mixed media, достигнутые группой за семнадцать лет, стали фирменной маркой. Чего стоит Мистер Экран, Самолет и Летающий Хряк! Media, средства различных искусств, теперь стали уж слишком "mixed" - смешались даже кино и театр. Еще по наблюдениям Нормана Мейлера (Norman Mailer), театр воздействует на представления об обществе и на понимание нравов. В своих лучших проявлениях театр создает единение тел и чувственное яство - он становится пиром и постелью. А кино обращается к затерянным островам сознания. Кино черпает из подземной реки души, вытекающей из владений секса через глубины памяти и сновидения - во всех возможных монтажах смерти. Тут нужно просто подумать об утопающем, спасенном после того, как он решил, что отправился за крайнюю границу, опасным автостопом, в последний путь. Кто же расскажет об этом переживании, не упомянув об ощущении, что его жизнь превратилась в фильм, прокручиваемый вспять? Словно кино существует в мозгу так же, как память или сон, и действительно так же реально, как память и сон, до некоторой степени так же функционально. Словно слои той экзистенциальной реки, текущей к предельным душевным состояниям, уже нельзя перечислить, как раньше, в Стене. Теперь река течет через технический слой, и должна описываться так: секс - память - сон - киномузыка - смерть. И такому Театру приходится жить в мире нравов, а кино требуется для физиологии души. Рок-музыка, кстати, вещает по всем заброшенным углам сознания, приближаясь к религии. Это все наиболее красиво именно в тех местах, где наименее конкретно, наименее театрально, наиболее сновиденно, призрачно, наиболее направлено к смерти или, на хулой конец, к сексу. Тогда вдруг явится истинное переживание музыкального фильма, со всеми За и Против Насчет Автостопщиц.

Сама же поэзия в первом пост-флойдовском альбоме Уотерса протекает по логике ночного сна, буквально с 4:30 до 5:11 утра -так и названы двенадцать песен о поездке, в которой герой видит Ангелов Ада, Арабов с ножами, других псевдореальных и гражданских персонажей. Но главная фигура - она снята Скарфом для обложки голой, в одном рюкзаке - это белокурая Попутчица, с которой Муж (от его лица поет Уотерс) отправляется на природу и там философствует в меру желания и необходимости. Вновь Уотерс собрал свою THE BLEEDING HEARTS BAND, а также актеров и пару детей (это Джастин (Justin) и Джейд (Jade), хотя сыновей Роджера и Кэролайн зовут Индиа (India) и Гарри (Harry)). В финале звучит славословие семье и умиротворение, ибо "всего достиг, и ни на миг не останусь один ".

Когда-то Уотерс и его leftie Джуди жили в северной части Лондона. почти в пролетарском районе Islington, в доме за пять тысяч фунтов, поддерживая идеалы среднего класса, не имея детей, но мечтая о них. Ныне рок-миллионер коллекционирует французских импрессионистов и играет в гольф. Новый брак дал ему сыновей, и хотя бы поэтому так не дает покоя ядерная угроза, и, "когда дует ветер", есть шанс проснуться на радиоактивном пустыре.

Когда-то поэт описал видение "Two Suns In The Sunset", где ядерный взрыв был каким-то смутным и отчетливым, внезапным и долгожданным одновременно, теперь угроза конкретизировалась: Уотерс видит "The Russian Missile", "The American Bomber" и "The British Submarine" в контексте его звуковой дорожки к мультфильму по книге Реймонда Бриггса 1982 года. When The Wind Blow. Андерсон и Хильда (для номеров "Anderson Shelter" и "Hilda's Hair") заимствованы из американской политической фантастики, а ведущий на радио KM ET Джим Лэдд (Jim Ladd) и в жизни стал хорошим другом Уотерса, когда последний перебрался в Лос- Анджелес. Лэдд внушил Роджеру мысль написать альбом для тех, кто посвятил свою жизнь борьбе с монетаризмом, дать концерты с имитацией радиопередачи и даже предоставить микрофон аудитории. Саундтрек When The Wind Blow, таким образом, стал лишь прологом к альбому Radio K.A.O.S. - в его антиядерной части, где имитируется запуск стратегических ракет, но потом все нормализуется, ибо это была, в своем роде, шутка калеки Billy.

Билли хотел только мира во всем мире и не хотел массовой коммуникации в том варианте, в каком ее применяют, он ненавидел бульварную прессу и то, как распространяются слухи. Билли попал в Л.А., когда брат невинно сел в тюрьму, и жил с дядей Дэйвом, который работал над атомной бомбой, "Манхэттенским проектом"; притом Билли не мог говорить от природы, зато, синтезировав голос, он вышел на ди-джея Радио К.А.О.С. и признался, что может ловить станции AM и FM в своей голове, безо всякого тюнера. Так он установил связь с компьютерами Пентагона и NASA и заблокировал запуск контратаки. В основном же "радиоактивный" цикл посвящен кретинической трате эфирного времени. В свое время Уотерс терпеть не мог стадионной музыки, а тут, в Америке, он открыл, что даже радиоволны заполнены всяческой чушью. Поводом его отвязок вполне могли послужить и бездарные телетрансляции с концертов, и "Рыбный репортаж", и вообще тот факт, что вокруг шумит целое "государство мыльных опер ".

Воплотился уже целый комплекс концепций: "Я лежал утром в ванне и продумывал свои идеи. Это время для меня благоприятно - я люблю мечтать. Когда я начал полтора года назад несколько новых песен, я описал, что я чувствую в данный момент. Забавно, но песня "Get Back To Radio" не попала в альбом, а ведь она-то как раз и включала идею: как вулкан хочет гореть, так новое поколение хочет слушать радио. Подумай об этом и вернись к радио" . С радио-бдений началось, если вспомнить, и самосознание юного Роджера в Кембридже. Теперь он предложил на редкость оптимистическую вещь "The Tide Is Turning", чтобы убедить, что "прилив вернется "и все встанет на свои места, если он примет участие в акциях Live Aid, "Живой Помощи", столь популярных в конце 80-х. И тогда сам авторитарный автор займет свое место.

Если смешать образы наших умалишенных лидеров, прежних политических маньяков с ядерной кнопкой, "мыло" в эфире, скандал на радио в Лос-Анджелесе, забастовку британских шахтеров 1985 года, бомбежку Рейганом Триполи, а затем добавить восстание студентов на Тянаньменской площади, дианетику Хаббарда, слащавость Эндрю Ллойд Уэббера (Andrew Lloyd Webber), Тайвань и Чан Кай Ши, плюс полный инвентарь социальных катастроф из современной мировой жизни, мы можем получить непростой, но внушительный переход от Radio K.A.O.S. к Amused To Death, последнему в своем роде альбому мистера Уотерса. И если провести азимут от Доктора из "Take Up Thy Stethoscope" (1967), задевая Доктора из "Comfortably Numb" (1979) до Доктора из "Amused To Death" (1992), то мы получим предельно насыщенную панораму небывалого в роке масштаба. "Он же способен написать буквально все, что угодно, вплоть до простого рок-н-ролла. Он владеет языком с такой легкостью, как никто другой", - говорил об Уотерсе в "Melody Maker" Боб Эзрин, точно знающий, что и о ком говорит.

А директор Pathe Marconi, мсье Филлип Константин объяснил в неофициальном фэнзине ПИНК ФЛОЙД "The Amazing Pudding", почему не выходит опера Уотерса о французской революции "а ira". "У них, - говорит Уотерс о своих бывалых друзьях, - не может появиться и тени того, что я делаю сейчас. Да и сроду не было. Однако большинство зрителей, скорей всего, думает, что все-таки это И ИНК ФЛОЙД. Дело в притягательности старого имени. Это мое имя, я им живу... Я горжусь тем фактом, что получаю письма от школьных учителей, которые используют мои песни как предмет для дискуссии в классе. Есть такая книга по психиатрии, где автор упоминает Стену и дает понять, как экстраординарно, что англичанин пишет таким образом. Когда я нечто подобное прочитал в академическом томе по детской психологии, то испытал теплый трепет, что кто-то рассматривает мои вещи настолько серьезно .

Альбом посвящен рядовому Уильяму Хаббарду, "The Ballad" о нем предпослана дюжине композиций. В их исполнении принял участие Джефф Бек (Jeff Beck). 48-летний Уотерс, как мудрый духовник уже двух поколений любителей слушать пластинки, мыслит планетарно, глобально, как Green Peace; стихи построены как литания, но много лиричней, пронзительней, чем это было до сих пор. Возникают такие типичные для Уотерса образы, как американские военные асы во всей красе их "military life", а с другой стороны, старик, ощущающий ритмы на улице Триполи, фермер из Огайо, парень с японской гитарой; а между ними, проповедник, фанаты, магнаты, жертвы "supermarket life", от кроманьонца до Джессикй Хан, даже уэбберовский Призрак Оперы, ломающий жуткому слащавому маэстро пальцы, даже джин из бутылки, готовый исполнить три желания, и сделать счастливей Ливан, но не спасти от одиночества, когда не все дома перед телевизором... Всех не перечислишь между жалобами возле своей western woman, Oh western girl.

В трехчастной антимолитве "What God Wants", в двухчастной тираде "Perfect Sense" и в заключительной композиции "Amused То Death" фигурирует мыслящая обезьяна (сидящая и на обложке альбома). Она собиралась в потерянный рай, но задержалась на массе развлекательных реалий, на сексе в Пенсильвании или у "МакДо-нальдса" в Тибете. В финале неземные антропологи признают, обнаружив наши тени у ТВ-приемников, что пришли в тупик; но исключая иные причины нашей кончины, они лишь одно объяснение смогут найти: этот подвид развлекся до смерти. С тем же юмором мистер Уотерс нашел слова для прекрасного самодиагноза:

"Я - один из пяти лучших авторов в английской музыке послевоенного времени. Я вообще-то не большой любитель пластинки слушать... Вы спрашиваете, есть ли кто-нибудь лучше меня? Ну, Джон Леннон. Так. Ктоеще? Дайте подумать".